Международный неврологический журнал 1(11) 2007

История о докторе Франкенштейне и созданном им монстре, придуманная в начале XIX века английской писательницей Мэри Шелли, имеет, судя по всему, неплохие шансы два столетия спустя стать явью, пусть и в несколько трансформированном виде.

С одной стороны, человеческий мозг является на сегодня единственным органом, еще не подвергавшимся трансплантации. Так что, подобная операция с точки зрения логики научно-технического прогресса не просто представляется следующим закономерным шагом, но и в каком-то, отчасти зловещем, смысле выражает саму суть, квинтэссенцию прогресса естественных наук. С другой стороны, есть вполне реальный человек, готовый и желающий осуществить такую операцию, и есть не менее реальный пациент-доброволец, готовый и желающий ей подвергнуться.

Решительного хирурга зовут Уайт, Роберт Уайт. Именно его, врача из Кливленда, штат Огайо, многие называют современным Франкенштейном. Еще в начале 1960-х гг. Роберт Уайт, будучи самым молодым в США профессором нейрохирургии, произвел такую операцию на макаках-резусах: «приживил» голову одной обезьяны к туловищу другой. Правда, тогда подопытное животное прожило лишь несколько часов. Но медицина с тех пор не стояла на месте да и сам Роберт Уайт, продолжая эксперименты, неустанно совершенствовал технологию такой операции, а потому сегодня считает, что может провести ее уже на человеке. Хирург долго искал безнадежно больного пациента, который от безысходности согласился бы на столь рискованную операцию. Искал в разных странах, а нашел у себя на родине. Доброволец, готовый дать свою голову на отсечение, — американец Крэйг Рэтовиц, вот уже тридцать лет прикованный к инвалидной коляске и живущий под постоянной угрозой смерти вследствие острой функциональной недостаточности внутренних органов. Несчастный больной согласен, чтобы его голову пересадили другому человеку, ушедшему из жизни из-за болезни или травмы, локализованной в голове, и обладавшему здоровым телом. Впрочем можно это сформулировать и иначе: Крэйг согласен, чтобы к его голове вместо его собственного, но больного тела приживили чужое, но здоровое.

Немедленному осуществлению планов доктора Уайта препятствует отсутствие необходимых финансовых средств (операция обойдется, по меньшей мере, в несколько миллионов долларов). Однако намерения современного Франкенштейна вызывают и ряд других вопросов более общего характера. Их можно условно разделить на три группы. Во-первых, философские: неясно, кого же хирург получит так сказать «на выходе»; идет ли речь о создании нового человека или об оживлении умершего, и чьей душой будет обладать прооперированный пациент — владельца тела или владельца головы? Во-вторых, моральные: может ли считаться оправданной с медицинской точки зрения такая операция, в результате которой даже при самом успешном ее исходе пациент останется парализованным? Ведь пока ни доктор Уайт, ни кто-либо другой не умеет «сращивать» разделенный на две части спинной мозг, а в данном случае речь идет о соединении частей спинного мозга, принадлежавших даже не одному, а двум разным людям! И в-третьих, каковы вообще шансы на успешное проведение трансплантации головы?

Начнем с последнего вопроса. Вот как оценивает вероятность положительного исхода подобной операции профессор Боннского университета, нейрофизиолог Детлеф Линке: «В техническом отношении она предъявляет исключительно высокие требования к хирургам, и для ее осуществления необходима команда специалистов экстра-класса. Но в принципе такая операция осуществима. Тут основные проблемы связаны не столько с хирургией как таковой, сколько с иммунологией — главную опасность представляет реакция отторжения. С ней трудно справиться уже при пересадке отдельных органов, а при трансплантации всего тела такая реакция будет гораздо сильнее!»

Однако коллега профессора Линке, нейрохирург из клиники города Оффенбаха Петер Ульрих, придерживается иной точки зрения: «Я полагаю, что как раз в данном случае следует ожидать скорее более умеренной реакции отторжения, поскольку мозг обладает специальной защитой — так называемым гематоэнцефалическим барьером. Это своего рода броня не пропускает с кровью в мозг чужеродные клетки, способные расстроить его работу, в том числе и антитела, вырабатываемые организмом в процессе иммунной реакции отторжения».

Оценивая свои шансы и шансы пациента на успех операции, доктор Уайт говорит: «Конечно, все врачи охотно играют роль Всевышнего. Но на самом деле божественной силой обладают лишь нейрохирурги, что, естественно, очень болезненно воспринимается другими коллегами. Это шутка, конечно.

Если же говорить серьезно, то я считаю, что эта операция может быть проведена уже в самое ближайшее время, поскольку мы располагаем всей необходимой для этого технологией. Но я понимаю, что трансплантация тела связана с риском, поскольку, во-первых, такая операция никогда ранее не проводилась, а во-вторых, ей будет подвергнут тяжело больной человек. После операции, чтобы подавить реакцию отторжения, мы будем вынуждены давать пациенту очень сильные иммунодепрессанты. А их влияние в такой ситуации не исследовано».

И все же Роберт Уайт готов пойти на риск и провести первую операцию, не дожидаясь, пока будет внесена ясность в вопрос о степени интенсивности предстоящей реакции отторжения и о том, способен ли пациент ее пережить. Уайт также не намерен ждать, пока наука изыщет способ восстанавливать или сращивать разорванные нервные волокна, хотя исследования в этом направлении идут полным ходом. Более того, результаты последних экспериментов на крысах свидетельствуют о том, что нервные клетки при определенных условиях можно искусственно выращивать! Так что, расхожее представление, согласно которому «нервные клетки не восстанавливаются», не соответствует действительности. Однако лабораторные опыты на крысах хоть и дают надежду на перспективу, пока не позволяют использовать такую технологию в хирургической практике. Поэтому доктор Уайт заранее смирился с тем, что после осуществления задуманной им трансплантации миллионы нервных волокон останутся разорванными. Между тем многообразие и сложность этих внутренних связей в организме изучены пока недостаточно полно.

Как же относятся к затее Уайта другие нейрохирурги? Петер Ульрих признает: «Да, она меня шокирует. Впрочем, если задуматься, то намерения доктора Уайта представляются мне логическим следствием развития нейрохирургии и трансплантационной хирургии последних лет. Речь идет о том, чтобы удалить больное тело и дать голове, то есть личности, здоровое или предположительно здоровое тело. Если смотреть на эту операцию таким образом, то и шок, вызванный планами Роберта Уайта, и высокий накал дискуссии вокруг этического аспекта проблемы релятивируются. В то же время я уверен: чтобы такая операция могла считаться этически корректной, должна быть внесена ясность в некоторые детали. Человек, который получит новое тело, будет испытывать в обращении с ним огромные трудности, поскольку наука пока не научилась восстанавливать нарушенную связь между головой и телом: отсутствуют нервные сигналы, идущие от периферической системы в мозг и от мозга к периферии, в том числе к мышцам лица и глазодвигательным мышцам. Правда, в последнее время появились сообщения о том, что в ходе опытов на крысах получены весьма обнадеживающие результаты, но напрямую использовать их применительно к человеку нельзя, да и слишком уж большое сходство нейрофизиологических механизмов у грызунов и у людей представляется все же сомнительным. Думаю, пройдет не менее 20 лет, прежде чем все прочие, сопутствующие, направления научных исследований достигнут такого уровня развития, что подобный эксперимент на человеке — а речь идет именно об эксперименте — можно будет считать оправданным».

Медицинская газета, № 62, 2006