Журнал «Вестник Ассоциации психиатров Украины» (02) 2013

Посвящается Розмари Шленц

Докатились, теперь они не остановятся.¹

Тема, о которой я сегодня поведу речь, представляет собой феномен кризиса современности, порожденный материалистическим, более того — «экономизированным» образом мышления XIX столетия. Индивидуум уже перестал считаться apriori частью рода человеческого, нет, его оценивают в зависимости от возможности его конкретного использования в определенных целях. Уважение к личности, соблюдение неприкосновенности ее достоинства было принесено в жертву общности — национал­социалисты говорили о «народном организме», здоровье которого, мол, требовалось сохранять, чтобы добиться создания «нового человека», — конкретный человек не представлял больше интереса.

Этому в Германии противостояло, насколько я могу судить, главным образом два потенциала сопротивляемости: христианская вера и семейные узы. В то время как отдельные представители церкви придерживались человеческого богоподобия, сам человек усматривал в своих близких образ и подобие самого себя. Ответственность перед богом и любовь к ближнему — и то и другое мобилизовало сопротивление против «эвтаназии». Врачи на оккупированных территориях оказывали даже активное сопротивление. Движимые не верой или любовью к ближнему, а действуя по велению своей совести, исходя из человеческого сочувствия, они старались спасти пациентов, отправляя их из больниц по домам.

Вопрос об утилитаризации человека по­прежнему остается актуальным. Нам надо решать: пойдем ли мы у этого на поводу или будем защищать безусловность и неприкосновенность человеческой жизни.

1. От идеологии к массовым преступлениям: «расовая гигиена», принудительная стерилизация и «эвтаназия»

1.1 «Расовая гигиена» — идеология в духе времени

Уже тогда, в конце XIX столетия, в Европе и США все более широкое признание стало получать учение под названием «евгеника», которое на немецком называлось «расовой гигиеной». Ее суть заключалась в преодолении наследственных заболеваний путем лишения их носителей возможности иметь потомство. И уже здесь ощущается стремление делать различия в оценке «рас», т.е. исключать всех тех, кто портит картину «расы», которой предназначено быть «ценной».

Определенному духу времени вполне отвечало и то, что многие врачи в Германии являлись приверженцами евгеники. Еще до захвата власти национал­социалистами в 1933 году некоторые ученые, деятели в области социальной политики, врачи и учителя приступили к сбору данных о состоянии здоровья своих клиентов. Эти сведения заложили основу для «картотеки архивов наследственности», которые позднее были заведены при нацистах, и, в свою очередь, создали предпосылки для принудительной стерилизации людей, отправки в концентрационные лагеря и массового убийства².

Устремления приверженцев евгеники совпали с планами Адольфа Гитлера, которые, например, были обнародованы им в 1929 году на нюренбергском съезде НСДАП, т.е. еще до прихода к власти: «Если бы в Германии ежегодно рождался миллион детей и 700–800 тысяч самых слабых из них ликвидировалось, то в конце концов это, вероятно, даже привело бы к наращиванию сил»³. Уже тогда подразумевалось систематическое убийство — «эвтаназия».

И еще несколько слов о врачах. Дело даже не в том, что многие из них, будучи сторонниками концепций «расовой гигиены», только и ждали момента, чтобы наконец получить возможность безнаказанно проводить их в жизнь, а в том, что доля именно этого профессионального сословия в НСДАП была намного выше, чем среди населения⁴. Это объясняется двумя идеологическими мотивами — евгеникой и национал­социализмом, которые взаимно поддерживают друг друга, что помогает понять, почему столько врачей, будучи убежденными сторонниками, сначала участвовали в принудительной стерилизации, а затем и в «эвтаназии». Для того чтобы «расовая гигиена» окончательно заняла прочное место среди врачебного сословия, ее сделали учебной дисциплиной в системе обучения и повышения квалификации, а начиная с 1936 года — экзаменационным предметом⁵.

1.2. Придание более радикального характера посредством принудительной стерилизации

При национал­социалистах стала возможной не только программная реализация евгеники, но и одно­временно придание ей еще более радикального характера. Например, в то время как в США и Дании закон не разрешал в интересах «расовой гигиены» проводить стерилизацию в обязательном порядке, в законе о предупреждении рождения потомства с наследственными заболеваниями от 14 июля 1933 года принуждение явно допускалось. В Третьем рейхе стерилизация тоже имела невероятный размах: только за один 1934 год в результате ее применения стали бесплодными 32 тыс. 268 человек — гораздо больше, чем за сопоставимый период в США⁶.

Стерилизация осуществлялась хирургическим путем или с помощью облучения. По закону наследственными заболеваниями считались: врожденное слабоумие, шизофрения, маниакально­депрессивное помешательство, врожденная эпилепсия, наследственная виттова пляска (хорея Хантингтона), наследственная слепота, наследственная глухота, передающиеся по наследству тяжелые формы физического уродства, тяжелая форма алкоголизма. Стали устанавливать наблюдение даже за учащимися вспомогательных школ — а вдруг понадобится подвергнуть их стерилизации как слабоумных. Принудительная стерилизация грозила также людям, стигматизированным как «асоциальные психопаты», т.е. «морально отсталым», тем, кто не занимался регулярной трудовой деятельностью или имел уголовную судимость. Лиц, совершивших половые преступления, подвергали кастрации⁷. Жертвами принудительной стерилизации стали в том числе синти и рома, заклейменные «асоциальными» только потому, что они были синти и рома, и потому, что им приписывалась патологическая склонность к преступности. От таких хирургических вмешательств погибло от одного до двух процентов женщин, а остальным пришлось самим справляться с последствиями. До 1939 года в Третьем рейхе было стерилизовано от 200 до 350 тысяч человек, а в Австрии — около 60 тысяч. По другим оценкам, жертвами стерилизации стало до полумиллиона человек⁸.

В «Энциклопедии национал­социализма» отмечается, что уже в то время возникали сомнения в научном характере национал­социалистского учения о наследственном здоровье человека: на состоявшемся в 1939 году в Эдинбурге седьмом Международном генетическом конгрессе был опубликован манифест, Эдинбургская хартия, в которой содержался протест против «ненаучной доктрины, по которой якобы хорошие и плохие гены являются монополией, присущей определенным народам и лицам. К тому же наследуемость асоциального или преступного поведения, вызывающего общественное презрение, и в связи с этим необходимость его преодоления путем блокировки размножения с помощью надежных научных методов была не только не изучена, но даже не была еще установлена»⁹.

1.3. Тайная война «Эвтаназия»

После того как 1 сентября 1939 года немцы напали на Польшу, развязав тем самым Вторую мировую войну в Европе, Гитлер объявил тайную войну против своего собственного народа.

В октябре 1939 года на листе своей частной почтовой бумаги, датированном задним числом, 1 сентября 1939 г., он писал: «Рейхсляйтер Боулер и доктор Брандт назначаются мной ответственными уполномоченными в поименном расширении числа врачей в целях обеспечения «смерти из жалости» для неизлечимо, как подсказывает здравый смысл, больных при соответствующем врачебном заключении относительно их состояния»¹⁰.

Таким образом, Гитлер начал переход от предупреждения так называемой «неполноценной жизни» к ее уничтожению. В отличие от принудительной стерилизации у «эвтаназии» — еще один эвфемизм «смерти из жалости» — не было никакого законного основания до конца существования Третьего рейха¹¹.

Уже в июле 1939 г. в Берлине состоялось совещание, на котором присутствовало двадцать врачей и директоров психиатрических лечебниц, оповещенных о намерениях Гитлера. На нем обсуждались наиболее эффективные способы умерщвления. Присутствующим был предоставлен выбор добровольного участия в программе¹². Эта конференция по «эвтаназии», состоявшаяся за два с половиной года до Ванзейской конференции, посвященной «окончательному решению еврейского вопроса», по сей день остается в обществе малоизвестной. Пожалуй, в том числе из­за того, что связанные с «эвтаназией» преступления повсеместно вытеснялись из общественного сознания.

Подготовка к массовому убийству психически больных людей шла с 1937 года, когда их стали переводить из попечительских в лечебные учреждения. Одновременно национал­социалистский режим стал вытеснять церковные учреждения из области попечительства¹³. Придя в 1933 году к власти, нацисты стали систематически отбирать средства у попечительских и лечебных учреждений. Нехватка продуктов питания резко ухудшила снабжение пациентов продовольствием. Так, например, в Гессене норма питания упала ниже 40 пфеннигов в день. Прокормить на эту сумму больных стало невозможно, что вело к нехватке питания и гибели пациентов¹⁴. Все это сопровождалось циничной пропагандой — речь шла о «бесполезных едоках» и «балластных существах»¹⁵. Мотивы «расовой гигиены» стали связывать с экономической, а с начала войны и с военной мотивацией: нехватка коек в госпиталях. Хотя бы одна из этих причин должна была дойти до сознания национал­социалистских соотечественников.

2. «Эвтаназия» в оккупированной Польше, в Третьем рейхе и на захваченных территориях Советского Союза

2.1. Первые массовые убийства пациентов психиатрических больниц в оккупированной Польше

Первые расправы над пациентами отделений психиатрии начались в оккупированной Польше. Пациенты клиник в Вейхерово (Нойштадт) под Гдыней (Гдинген) в Западной Пруссии (отошли к Польше после Первой мировой войны) были убиты еще до капитуляции Польши 27 сентября 1939 года. Затем там устроили немецкий госпиталь. Далее последовала крупнейшая клиника Польши в Коцборово (Конрадштайн), рассчитанная на две тысячи сто пациентов. В Шпегавском лесу эсэсовцы расстреляли больных и психиатра Йозефа Копича. Та же судьба постигла более тысячи пациентов из Свеце (Швец) вместе с директором их больницы доктором Йозефом Беднарцем. Немецкие отряды самообороны помогали эсэсовским отрядам, а вермахт предоставлял транспортные средства¹⁶.

Осенью 1939 г. из клиник в Померании, т.е. из германского рейха, директорами лечебных учреждений был произведен отбор больных, которых они затем отправили на расстрел в Западную Пруссию, оккупированную немцами. В лесу под Пьяшницем в Нойштадтском округе отрядами СС были расстреляны пациенты из Лауэнбурга, Обравальде, Трептова, Укермюнде, Штральзунда и Кюкенмюле под Щецином. В бюджете (!) объединения провинций на 1940 год указывалось: «…после завершения польской кампании из померанских лечебниц за пределами провинции размещено более 2 тысяч 300 душевнобольных».

«Размещено» означает убито¹⁷. С 9 февраля до середины марта 1940 года в лесах под Косцяном в Вартегау будет еще убито — на этот раз газом — не менее 1 тысячи 200 пациентов из Лауэнбурга, Обравальде, Трептова и Укермюнде. В форте VII в Познани, который с октября использовался в качестве концлагеря, осенью 1939 г. СС осуществляет первые умерщвления психически больных угарным газом. В дальнейшем больных убивали в мобильных газовых фургонах, на кузовах которых красовалась пестрая надпись «Имперский кофейный гешефт».

В созданном германскими захватчиками рейхсгау Вартеланд газом были умерщвлены пациенты следующих клиник:

— Овинска (Трескау): 1000 пациентов, с середины октября до середины ноября 1939 г.;

— Дзеканка (Тигенхоф): 1043 пациента, с декабря 1939 по январь 1940 г.;

— Косцян (Koстен): 534 пациента, январь 1940 г.;

— Кохановка под Лодзью: 692 пациента, март 1940 г.;

— Варта: 499 пациента, со 2 по 4 апреля 1940 г.;

— Гостынин и Срем¹⁸.

2.2. «Эвтаназия» в рейхе

Организация «эвтаназии» в Германском рейхе отличалась бюрократичностью. Этим ведал подотдел рейхсканцелярии фюрера, который с апреля 1940 года находился в Берлине на Тиргартенштрассе, 4, поэтому программа «эвтаназии» получила название «Акция Т4». Первым шагом на пути ее осуществления стала регистрация всех лечебных и попечительских учреждений, а также приютов для инвалидов, в которых душевнобольные проживали постоянно. С октября 1939 г. началась рассылка регистрационных карт во все учреждения, чтобы поставить на учет всех больных. Правда, на их заполнение зачастую отводилось всего несколько недель. Затем эти регистрационные карты направляли на освидетельствование, каждую — трем из общего числа (42) экспертов. И на основании этих анкет они должны были принять решение: «полноценная» или «неполноценная» жизнь. Затем в Берлине проводилось сопоставление трех таких «заключений» и выносилось окончательное решение о конкретном человеке. Для маскировки организаторы убийства больных завели себе специальные бланки со штампом «Имперское общество работников лечебных и попечительских учреждений» (RAG). В ноябре 1939 г. была создана мнимая фирма «Некоммерческий больничный транспорт — общество с ограниченной ответственностью» (Gekrat). Она использовала для перевозок автобусы, окна которых были замазаны краской, так что ни заглянуть в автобус, ни выглянуть из него было невозможно. Эти «серые автобусы» просуществовали до конца войны, наводя ужас на пациентов лечебниц и приютов¹⁹.

В январе 1940 г. состоялось первое умерщвление газом пациентов в Бранденбурге. При этом присутствовали Аугуст Бекер, который уже в Познани принимал участие в уничтожении больных газом, и химик д­р Альберт Видман, который позднее участвовал в умерщвлении людей газом в оккупированных областях Советского Союза. В целом по рейху шесть психиатрических клиник были переоборудованы в места, где совершались убийства. Там были установлены газовые камеры. Массовые убийства начались в январе в Графенэке на юго­западе Германии, в феврале — в Бранденбурге под Берлином, в мае — в Хартхайме под Линцем (Австрия) и в июне — в Пирне в Саксонии. Далее, с ноября 1940 года, начали убивать пациентов в Бернбурге вТюрингии, а с января 1941 года — в Хадамаре в Гессене. Для того чтобы скрыть конечную цель маршрутов, по которым больных отправляли на смерть, с осени 1940 года их стали сначала переводить в так называемые «промежуточные пункты», откуда затем доставляли в места умерщвления. Но сначала тоже убивали и обитателей таких «промежуточных пунктов»²⁰.

Пациентов убивали сразу же по прибытии на место умерщвления. Люди выходили из автобуса, шли в своего рода тамбур, где их заставляли раздеться. Перед тем как войти в газовую камеру, они проходили недолгий медосмотр у врача, который преследовал всего лишь две цели: установить, у кого из пациентов были золотые коронки, и придумать наиболее вероятную причину естественной смерти. Врач, обслуживавший газовый кран, следил за происходящим через глазок до тех пор, пока никто уже не двигался. Потом камеру вентилировали, открывали, выносили трупы, выламывали золото из зубов и сжигали трупы. Семьям за плату вручали урны с неизвестно чьим прахом. Причина, время и место смерти подделывались. Для этого в каждом пункте умерщвления были созданы специальные загсы²¹. Родственники убитых получали свидетельство о смерти, к которому прилагалось так называемое «утешительное письмо», в котором, допустим, стояло: «С прискорбием вынуждены вам сегодня сообщить, что 20 февраля 1941 года ваша дочь Аннелизе К. неожиданно скончалась в результате токсической дифтерии. Ее перевод в наше лечебное учреждение является мерой военного времени…» Немедленная кремация объяснялась стремлением избежать распространения заразных заболеваний²².

Несмотря на все попытки сокрытия, «тайное дело государственной важности» быстро стало достоянием гласности. Уже в феврале 1940 года никакой тайны оно больше не составляло. Во­первых, разумеется, люди, проживавшие по соседству с этими заведениями, в особенности с местами умерщвления, быстро начинали понимать, что к чему. Порой родственники убитых тоже проявляли упорство, неустанно слали запросы, чтобы вскоре обнаружить, что им солгали. 24 июля 1940 года министр юстиции Гюртнер писал государственному министру Ламмерсу: «Нынешняя процедура быстро обретает широкую известность, не в последнюю очередь в результате попытки ее замаскировать»²³. Год спустя, 3 августа 1941 года, в Мюнстере епископ фон Гален выступил с несколькими снискавшими известность проповедями, в которых он осудил «эвтаназию». «Раз позволительно устранять бесполезных людей, то что станется с нашими бравыми воинами, которые вернутся на родину с тяжелыми боевыми ранениями, калеками, инвалидами?! …Тогда, стало быть, дозволено убивать всех нас, когда мы будем старыми и немощными, а значит, бесполезными»²⁴. Видимо, во избежание волнений среди населения в августе 1941 года «Акция Т4» была остановлена. Но убийства продолжались: в децентрализованном порядке в лечебницах, клиниках и приютах, где больных морили голодом, лишали лекарств. Такое умерщвление повсеместно называется «дикой эвтаназией»²⁵.

Как опасался епископ из Мюнстера, возвращавшихся на родину солдат с тяжелыми увечьями в самом деле тоже стали подвергать «эвтаназии». Разве сбитые с толку, напуганные люди не ведут к разложению вооруженных сил? Бывали случаи, когда эсэсовцы и члены оперативных отрядов не выдерживали убийств, которыми они сами занимались, и заболевали психическими расстройствами. Их исключали из рядов войск СС (Waffen­SS), направляли в психиатрические больницы и затем убивали. Помимо этого в ходе так называемой «акции 14f13» (номер дела) в концлагерях производился отбор инвалидов, которых затем убивали. Точно так же поступали с душевнобольными и больными туберкулезом подневольными работниками²⁶.

Одновременно с проведением «АкцииТ4» в 30 специально оборудованных для этого «детских отделениях» убивали детей с умственными и физическими нарушениями.

18 августа 1939 года министерство внутренних дел издало строго секретное распоряжение, в соответствии с которым все акушерки и врачи должны были обязательно регистрировать всех детей с увечьями и определенными заболеваниями или с физической или умственной отсталостью. Жертвами этого убийства стало не менее десяти тысяч детей²⁷.

Согласно данным новейших исследований в результате «эвтаназии» в Германском рейхе было убито от 250 до 300 тысяч людей, страдавших психическими, умственными и физическими заболеваниями²⁸.

2.3. Массовые убийства пациентов психиатрических больниц в Советском Союзе

Уже вскоре после нападения на Советский Союз вермахт и оперативные отряды, зачастую во взаимодействии друг с другом, приступили к убийству психически больных людей. Так, первое массовое убийство произошло уже в июле 1941 года в пределах расположения группы армий «Центр». Солдатами вермахта было расстреляно 464 пациента психиатрической больницы из Хороща (до Второй мировой войны — территория Польши, а затем — советской Белоруссии)²⁹.

В августе 1941 года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер присутствовал при расстреле заключенных в минской тюрьме и упал в обморок. Когда он прибыл в психиатрическую колонию «Новинки» под Минском, то отдал приказ «избавить» от страданий находившихся там больных³⁰. Шеф имперского управления уголовной полиции, начальник оперативной группы Артур Небе велел доставить 24 пациентов из «Новинок» в лесной бункер и убить их там взрывом. Пять или шесть тяжелораненых остались в живых. Снова заложили взрывчатку для второго взрыва. На следующий день еврейским узникам пришлось собирать части трупов, некоторые из которых висели на деревьях³¹.

Затем Небе с сотрудниками отправился в Могилев, где хотел испытать на больных умерщвление угарным газом. Для этого он велел герметически закрыть одно из помещений первого этажа психиатрической клиники и приделать трубы, которые можно было соединить с автомобилем «Адлер». Активное участие в этом принимал Альберт Видман, который уже сыграл свою роль при умерщвлении газом в Бранденбурге. Эксперимент Артур Небе велел запечатлеть на пленку. Позднее пленку обнаружили среди его вещей. Она была использована в качестве вещественного доказательства обвинения на главном Нюрнбергском процессе по делу военных преступников. Длящийся всего несколько секунд фрагмент показывает обнаженных либо замотанных в одеяла истощенных людей, которых подвозят на тачке и отводят в газовую камеру. Они, ничего не подозревая, смотрят в объектив³². Отработанные газы из автомобиля марки «Адлер» оказались слишком слабыми. Только когда был подключен грузовик, в герметически закрытом помещении стали гибнуть люди³³. До 17 сентября 1941 года в Могилеве в присутствии Небе и Видмана в газовой камере было убито предположительно 800 хронических больных и 60 пациентов­евреев. С конца ноября 1941 по конец января 1942 года были убиты остальные пациенты клиники — более 250 человек. По всей вероятности, в газовом фургоне³⁴.

Способные соображать пациенты догадывались, что их ожидает. Об этом свидетельствуют, например, дошедшие до нас свидетельства одной из пациенток из Киева: «Так, одна из девушек, больная Я., вопреки всем стараниям врача, поняла, что ее ожидает смерть, она вышла из комнаты, обняла врача и тихо спросила: «Это конец?» Больная, бледная как смерть, повернулась к машине и, отказавшись принять помощь, поднялась в нее»³⁵.

С помощью газа умерщвляли также пациентов больниц в Ставрополе, Киеве и Симферополе. Для этого в качестве подвижных газовых камер использовались автомобили. Во многих клиниках было две волны убийств, а в некоторых — еще больше. Первая волна вызвала смерть многих пациентов от голода, поскольку оккупанты стали сокращать выдачу продуктов питания либо полностью их конфисковали. Так было и в Виннице, в прекрасно оборудованной больнице, имевшей пахотную землю, огороды, свиную и молочную ферму, а также дополнительные запасы продуктов, которых должно было хватить на шесть месяцев. Там находилось свыше 1800 пациентов. Немцы все конфисковали и установили суточную норму: 100 г хлеба. Когда в ответ на это профессор Ган обратился с просьбой об увеличении норм довольствия, так как иначе это означает для больных голодную смерть, комендант области Маргенфельд ответил: «Психически больным много даже 70 г хлеба»³⁶. Большинство пациентов умерли от голода, 800 было расстреляно, 700 человек отравили путем вливания яда. Здания больницы были превращены в немецкий санаторий и казино «Вальдхоф» для офицеров из ставки Гитлера.

Это всего лишь еще один пример из многих. Часто первыми жертвами среди пациентов или оби­тателей детских приютов были евреи. Так было и в Переславской психиатрической колонии в Запорожской области. В декабре 1941 года в Игрени под Днепропетровском 200 пациентов замерзли, оставленные на морозе. Это перечисление можно было бы долго продолжать.

При убийстве психически больных пациентов в Советском Союзе, как и в самом рейхе, играли роль не только идеологические, но и «утилитаристские» соображения. Последние означали, что вермахт отбирал продовольствие, где только мог, поскольку ему приходилось питаться на оккупированной территории и зачастую устраивать госпитали в больницах и приютах, которые освобождались путем уничтожения их обитателей. Но вместе с тем то и дело сказывалась идеология. Так, например, врачу в Киеве на его вопрос о причинах акции убийства был дан ответ: «Очищение расы». В Курске немецкий комендант города Флях и старший гарнизонный врач Керн заявили, что «по германским законам (!) душевнобольные являются лишним «балластом» для общества и подлежат уничтожению, и так как немцы у себя в Германии умерщвляют таких больных, то тем более это должно быть произведено на оккупационных территориях»³⁷.

3. Потом: уголовное преследование — компенсация — сохранение памяти

На уже упомянутой конференции по «эвтаназии» в июле 1939 года в Берлине участников заверили в безнаказанности, а после 1945 года старые нацисты — будь то выступавшие в качестве свидетелей врачи или юристы — позаботились о том, чтобы их сотоварищи не были осуждены. И в Западной, и в Восточной Германии большая часть судов над виновниками «эвтаназии» состоялась до 1952 года. И опять же, как на Западе, так и на Востоке многие осужденные уже в середине 1950­х годов были амнистированы. Было осуждено в целом 90 человек. На Нюрнбергском процессе по делу врачей, который проводился американцами с декабря 1946 по август 1947 года, проф. Карл Брандт и Виктор Брак были признаны виновными в национал­социалистской «эвтаназии», приговорены к смерти и казнены³⁸.

А жертвы? Как после освобождения поступили с ними? В одном из комментариев к Федеральному закону о выплате компенсаций от 1965 года говорится: «Умерщвление душевнобольных (т.н. «эвтаназия») не является, как правило, преследованием по причинам § 1 и потому не может служить основанием для требования компенсации со стороны родственников умерших. Здесь может быть предоставлено разовое пособие как лицу, оказавшемуся в тяжелом материальном положении, если бы родственники получали содержание со стороны убитого. Это предполагает, что психическое заболевание было излечимым и убитый был бы в состоянии своей трудовой деятельностью в дальнейшем зарабатывать средства на содержание своих родственников. Уже с одной только медицинской точки зрения вряд ли будет возможно это доказать»³⁹. Этот комментарий, просто недосягаемый по своему цинизму, свидетельствует о той правовой действительности, которая все еще существует в Германии.

В 2010 г. президент Германского общества психиатрии, психотерапии и невропатологии (DGPPN) попросил прощения у жертв и их родственников: «От имени Германского общества психиатрии, психотерапии и невропатологии прошу у вас, жертв и их родственников, прощения за причиненные вам страдания и произвол, которому в годы национал­социализма вы были подвергнуты от имени германской психиатрии со стороны немецких психиатров, и за это слишком долгое молчание, недооценку и вытеснение произошедшего из сознания и памяти немецкой психиатрии в последовавшие за этим годы»⁴⁰.

А как хранится память об этом в обществе? Во всех шести бывших учреждениях T4 были созданы памятные места. Там, где прежде стояла вилла на улице Тиргартенштрассе, 4, перед нынешней берлинской филармонией, стоит памятник — столь невзрачный, что заметить его может только тот, кто его знает или ищет. Другой памятник стоит в Могилеве. Он был торжественно открыт в 2009 году при участии пациентов местной психиатрической клиники. Его создание восходит к совместной инициативе белорусских и немецких психиатров, которые в рамках партнерства Могилева с Гейдельбергом сотрудничают в профессиональных вопросах, не избегая при этом исторического прошлого. Еще один памятник установлен в Харькове. Его открытие состоялось в 1945 году⁴¹.

Позвольте мне закончить свое выступление словами Тани Мустер, женщины, страдающей спастическим параличом⁴²: «В 15 лет я умерла бы без медицинского прогресса. 60 лет тому назад меня отравили бы газом ввиду идеологического прогресса. Через пару лет меня не было бы на свете из-­за того и другого. Как мне жить с таким прошлым в будущем?»

_________________________________________________________________________________________________________

² Манфред Вазольд. Медицина. Из: Энциклопедия национал­социализма, издано: Вольфганг Бенц, Херман Грамл и Херман Вайс. Мюнхен (2), 1988 г., стр. 235 и сл. и 241.

³ Газета «Фелькишербеобахтер» от 7 августа 1929 г., цит. по: Штратман Херман. Национал­социалистское мировоззрение. Нюрнберг, 1932 г., стр. 18, здесь цит. по: Ханс­Вальтер Шмуль. Расовая гигиена, национал­социализм, эвтаназия. Геттинген, 1987 г., стр. 152.

⁴ Шмуль. Расовая гигиена, стр. 131.

⁶ Гизела Бок. Принудительная стерилизация при национал­социализме. Исследования по вопросу расовой политики и политики по вопросам женщин. Опладен, 1986 г., стр. 232 и сл. и 241 и сл.

⁷ Шмуль. Расовая гигиена, стр. 156 и сл.

⁸ Вазольд. Медицина, стр. 243.

⁹ Там же.

¹⁰ Герит Хоэндорф. «Эвтаназия» в период национал­социализма. Медицинское уничтожение пациентов психиатрических лечебниц // Причина смерти — эвтаназия. Замаскированные убийства в период национал­социализма, стр. 9; там содержится факсимиле документа.

¹¹ Правда, имели место соответствующие поползновения в министерстве юстиции, однако Гитлер их решительно отвергал. Конрад Вайс, Лотар Крайсиг. Пророк примирения, Герлинген, 1998 г., стр. 166 и сл.

¹² Эрнст Кле. «Эвтаназия» в Третьем рейхе. Уничтожение неполноценной жизни, Франкфурт­на­Майне, 2010 г., стр. 83 и сл. и стр. 119.

¹⁴ Шмуль. Расовая гигиена, стр. 149.

¹⁵ См. Вазольд. Медицина, стр. 239 и 242; Хоэндорф. Эвтаназия, стр. 16. В 1941 г. кинофильм под названием «Я обвиняю» агитировал за «эвтаназию». Вазольд. Медицина, стр. 248.

¹⁶ Кле. Эвтаназия, стр. 94.

¹⁷ Цит. по Кле. Эвтаназия, стр. 95.

¹⁸ Там же, стр. 99 и сл.

²⁰ Там же, стр. 155 и сл. и 215 и сл.

²¹ Там же, стр. 134 и сл.

²² Кле. Документы, стр. 139 и сл.

²³ Nbg. Dok. PS­627, цитируется по Кле. Эвтаназия, стр. 183.

²⁴ Кле. Документы, стр. 193 и сл., здесь стр. 197.

²⁵ Кле. Эвтаназия, стр. 263.

²⁶ Там же, стр. 450, 305 и сл., 280 и сл. и 299 и сл.

²⁷ Шмуль. Расовая гигиена, стр. 183; Франк Шнайдер, Михаэль фон Кранах, in memoriam. Выставочный каталог, Берлин, 2010 г., стр. 8.

²⁹ Кристиан Герлах. Калькуляция убийств. Германская политика экономики и уничтожения в Белоруссии с 1941 по 1944 год, стр. 1067.

³⁰ Там же, стр. 1068.

³¹ Ангелика Эббингхаус и Герд Прайслер. Убийство психически больных людей в Советском Союзе. Документация // Отсортировка и смерть. Клиническая казнь негодных. Берлин, 1985 г., стр. 75­107, здесь стр. 84 и сл.

³² Благодарю Герита Хоэндорфа за то, что он предоставил в мое распоряжение этот фильм.

³³ Герит Хоэндорф, Розвита Лаутер, Ульрих Лохман, Майке Ротцоль. В память о задушенных душах. Памятник пациенткам и пациентам психиатрической больницы Могилева, убитым немецкими захватчиками // Бюллетень мемориала № 152, 12/2009, издано Фондом топографии террора, стр. 3­10, здесь стр. 7.

³⁴ Герлах, стр. 1069 и сл.

³⁵ ЦГАОР, фонд 7445. Оп. № 1. Д­1633, цитируется по: Д.Д. Федотов. О гибели душевнобольных на территории СССР, временно оккупированной фашистскими захватчиками, в годы Великой Отечественной войны // Вопросы социальной и клинической психоневрологии, под редакцией Л.Л. Рохлина, Москва, 1965 г., стр. 451.

³⁶ Федотов. О гибели..., стр. 455.

³⁸ http://gedenkort­t4.eu/de/gegenwart/strafverfolgung­der­taeter, последнее посещение сайта 31 октября 2012 г.

³⁹ Федеральный закон о компенсациях (в редакции 2 новеллы: заключит. Закон о компенсациях), комментарий Вальтера Бруна и Рихарда Хебенштрайта, Берлин, 1965 г., стр. 418.

⁴⁰ http://www.dgppn.de/dgppn/geschichte/kommission­zur­aufarbeitung­der­geschichte/sonderseite­psychiatrie­im­nationalsozia­lismus/rede­schneider.html, последнее посещение сайта 31 октября 2012 г.

⁴¹ Федотов. О гибели..., стр. 453.

⁴² Цитируется по неопубликованному приветственному слову Бернхарда Конрадса на мероприятии «Психиатрия в годы национал­социализма» 30 сентября 2011 г. в Берлине.