Журнал «Вестник Ассоциации психиатров Украины» (05) 2013

В последний раз мы виделись около двух лет назад в его деревенском доме, спрятанном среди холмов Уэльса. Здоровье его уже было подорвано, но дух остался прежним, и он с гордостью показывал мне огромный сад, который создал после того, как отошел от дел. Разница в возрасте между нами была более тридцати лет, но мне было трудно поспевать за ним, пока он бродил между растениями, кустарниками, деревьями и прудами. Он обрушил на меня целый водопад названий растений, естественно, на латыни, иногда неразборчивых, так как он опережал меня, точно зная, где подхватить меня по дороге. Будучи и сам садовником и страдая легкой манией величия в отношении собственных садоводческих планов, я был поражен тем, что он создал своими руками: один сад за другим, все разные по форме и цвету, вместе они образовывали громадную волшебную композицию на склоне холма.

Джим был созидателем, творцом в лучшем смысле этого слова: творец, боец, твердо верящий в гуманистическую роль психиатрической профессии. Он придерживался высоких моральных стандартов и был полон решимости удостовериться в том, что другие последуют его примеру. Он был также опытным дипломатом, иногда не будучи дипломатичным вовсе. Его роль во время переговоров с советской делегацией на конгрессе Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА) в Афинах в октябре 1989 была, конечно, незабываемой. Умело лавируя между требованиями противников злоупотреблений психиатрией в политических целях в Советском Союзе, с одной стороны, и сторонниками политики попустительства — с другой, он неотступно подталкивал МИД СССР признать систематические злоупотребления психиатрией в политических целях в Советском Союзе. В конце концов он победил — на Генеральной Ассамблее заявление об этом было зачитано советским делегатом и членство Советов в ВПА было восстановлено на жестких условиях.

Джим был активным участником Сети реформаторов психиатрии, организации, которую Глобальная инициатива в психиатрии (GIP) основала в 1994 году и которая в течение последующих десяти лет стала основным двигателем проводимых реформ в области психического здоровья в странах Центральной и Восточной Европы и бывшего СССР. За эти годы он установил множество близких контактов в этом регионе, великодушно предлагая советы и поддержку, но никогда не скрывая своего мнения, сколь бы нелицеприятным оно ни было. Я помню много случаев, когда его гнев по поводу инертности, равнодушия или прямых злоупотреблений был не только видимым, но и весьма слышимым, однако причиной его гнева всегда была забота о людях с психическими заболеваниями и их правах.

В качестве председателя GIP он всегда был для меня тем, кто, по его собственному выражению, «держит за руку», отеческой фигурой, советуя, предлагая, критикуя планы и внося коррективы и изменения. И хотя глобальные коммуникации перешли от писем по факсу к Интернету, далеко живущий Джим согласился использовать для связи «деревенский факс», факс в небольшом магазине недалеко от его деревенского дома, куда я мог бы пересылать для него срочные документы, которые он мог забрать позже. Однако большая часть общения продолжалась по телефону или при помощи присылаемых им открыток, на которых он набрасывал свои идеи едва разборчивым почерком. Моим сотрудникам были необходимы специальные инструкции, чтобы научиться расшифровать его иероглифы, но плюс был в том, что если вы сумели прочесть почерк Джима, практически любой другой почерк показался бы вам сущей ерундой.

На рубеже веков Джим решил полностью уйти в отставку. «Знаешь, — сказал он мне, — это замечательно, когда люди могут строить что­то важное, но ужасно, когда они начинают считать себя незаменимыми и становится невозможно от них избавиться». Он решил избежать подобной ситуации и переехал в деревню, наслаждаясь жизнью как садовник, восседая на скамейке среди своих растений с любимой женой Джулией и поедая сэндвичи с огурцами. Постепенно количество присылаемых открыток сократилось, пока полностью не сошло на нет несколько лет назад.

Что касается карьеры Джима, то она действительно впечатляет. Он был деканом Института психиатрии в Лондоне; деканом Британского Королевского колледжа психиатров; президентом Королевского колледжа психиатров, а затем президентом Британской медицинской ассоциации. Но все эти должности не значат ничего по сравнению с его огромной преданностью и верностью друзьям. Когда Эллен Мерсер, директора по международным связям Американской психиатрической ассоциации (АПА), уволили в 1999 году после почти двадцати пяти лет службы, Джим был так зол, что вернул свою медаль почетного члена АПА вместе с письмом, в котором он написал, что «организация, способная грубо и без справедливой и щедрой компенсации выкинуть человека всего за несколько месяцев до 25­летней годовщины верной службы, — это организация, которая не ценит людей и человеческое достоинство и, без сомнения, не та организация, которая может играть важную роль в борьбе со злоупотреблениями психиатрией в политических целях».

Это характеризовало Джима Берли на 100 %. Он был другом, учителем и монументальной фигурой в психиатрическом сообществе. Сказать, что его будет не хватать, было бы сильным преуменьшением. Но он останется жить в нас, в тех, кто имел счастье работать, путешествовать с ним, впитывать его знания, мудрость и чувство юмора.

Роберт ван Ворен

 Памяти Джима Берли

Я познакомился с ним в Афинах. Шел конгресс, решался вопрос о возобновлении членства СССР во Всемирной психиатрической ассоциации. Доктор Берли был одним из немногих, кому было доверено принимать решение. Мудрый, спокойный, внимательно слушавший аргументы собеседника, он знал о нас, советских, очень много. С ним было легко спорить и легко соглашаться. Я впервые увидел настоящего английского аристократа. Потом он приехал в СССР в качестве главы контрольной группы Всемирной психиатрической ассоциации инспектировать специальные психиатрические больницы системы МВД. Он увидел все: скученность, нищету, изможденные лица пациентов­узников. И в конце визита, прощаясь с главным врачом больницы Геной Клепиковым, он обнял его и громко сказал: «Я сочувствую тебе, Гена. Ты работаешь в жутких условиях. Я сожалею, что ничем не могу тебе помочь. Я горжусь знакомством с тобой!»

Такой вот он был, наш «классовый враг». Президент Королевского колледжа психиатров Великобритании, президент всей Королевской медицинской ассоциации, рукоположенный английской королевой в какое­то особое рыцарское звание.

Потом он приехал к нам в Украину, уже не в СССР. Спал на моем проваленном диване, выступал перед психиатрами в Киеве, Житомире… Он очень хотел нам помочь. И — помогал. Книгами, журналами, возможностью поездок в Великобританию. Мудрый, старый, теплый Джим, он казался мне бессмертным, вечным.

Ушел. И с ним ушла целая эпоха. Та, в которой жили и работали наши искренние коллеги и друзья — француз Кирилл Куперник, американец Мэл Сабшин, англичанин Гэрри Лоубир, немец Иоханнес Майер­Линденберг. Все вместе они очень помогли нам стать европейцами. Европейскими психиатрами.

Семен Глузман