Иначе расставленные мысли
производят другое впечатление.
Блез Паскаль
Существуют проблемы, никогда не теряющие своей актуальности. К ним относится и проблема врачебных ошибок. При знакомстве с самим определением понятия «врачебная ошибка» возникает много вопросов, в частности: что же такое вообще врачебная ошибка? Представители отечественной медицины [1, 2] рассматривали ее как добросовестное заблуждение врача вследствие объективных и, возможно, недостаточно объективных причин. И тогда она становится неотъемлемой частью врачебной практики. В последнее время юристы не раз подчеркивали, что нет никаких моральных и юридических прав выделять ошибку врача в особую категорию. В юридическом смысле «врачебная ошибка» является синонимом понятия «профессиональная ошибка». Но тем не менее в отечественной и зарубежной литературе этот термин сохраняется.
Возможность допустить ошибку подстерегает врача на всех этапах диагностического поиска. Трудности диагностики порой заключаются и в том, что нередко нозологические особенности различных болезней стираются и на первое место выступает тот или иной синдром, поражение какого-либо одного органа или системы. Особое место в педиатрической практике по характеру и тяжести развития осложнений занимают диагностические ошибки у детей раннего возраста с острой патологией органов брюшной полости, в частности инвагинацией кишечника.
По данным В.В. Андреева и соавт. [3], к диагностическим ошибкам на догоспитальном этапе и в первые часы госпитализации больного в клинику в порядке убывания частоты относятся недостаточность лабораторного и инструментального обследования, дефекты врачебной диагностики, недооценка тяжести состояния, несвоевременность консультации, поздняя госпитализация (как результат низкого общеобразовательного и культурного уровня некоторых родителей). По нашему мнению, в практике детского инфекциониста среди причин диагностических ошибок акценты должны быть расставлены по-другому. И на первое место среди врачебных ошибок на догоспитальном этапе и в первые часы госпитализации больного в клинику в порядке убывания их частоты следует поставить именно дефект врачебной диагностики и недооценку тяжести состояния ребенка.
Когда врач сталкивается с новым больным, он должен быть готов ко всему — не только к типичному, но и к индивидуальному проявлению болезни. Врач во все времена был и должен оставаться очень внимательным человеком, наблюдать за пациентом и «боковым зрением», стараясь получить не только словесную, но и невербальную информацию. Важное значение имеют вегетативные нарушения, поза, жесты, взгляд, мимика больного ребенка.
Анализ врачебных ошибок свидетельствует, что молодые врачи часто ошибаются из-за отсутствия опыта, а более опытные — из-за переоценки своих знаний, своего опыта. И.В. Давыдовский [4] считал, что «количество ошибок по мере повышения квалификации скорее увеличивается, чем падает».
Анализ историй болезни детей с инвагинацией и аппендицитом показал, что практически всегда ошибались дежурившие ночью молодые врачи. А правильный диагноз ставился во время осмотра заведующего отделением, консультанта, то есть более опытных врачей. Однако справедливости ради надо отметить, что к этому времени клиническая картина инвагинации была уже более типичной, более информативной: нарастание симптомов интоксикации, четкая периодичность возбуждения ребенка, отсутствие стула или скудный стул с кровью, кровь при пальцевом исследовании прямой кишки, нормальная или сниженная температура тела.
В практике детского инфекциониста достаточно часто возникают ситуации, когда больные, поступившие в стационар по поводу различных инфекционных заболеваний, оказываются хирургическими пациентами. Чаще это происходит с детьми, госпитализированными в кишечное отделение. В раннем возрасте (особенно до одного года), когда ребенок не может охарактеризовать боль в животе и ее локализацию, другие симптомы (интоксикация, диарея, лихорадка) выходят на первый план и приводят к диагностической ошибке. Каждый врач, курирующий больного с подозрением на кишечную инфекцию или токсикоинфекцию, обязан проводить дифференциальную диагностику с «острым животом» или любой другой абдоминальной патологией, представляющей угрозу для жизни. В связи с этим врачу необходимо четко осознавать ответственность при решении вопроса о госпитализации детей в инфекционное отделение без осмотра хирурга.
Целью нашей работы явился анализ историй болезни детей, которые с диагнозом «инвагинация» были переведены в хирургическое отделение из инфекционного стационара, куда были вначале госпитализированы с различной инфекционной патологией.
Под нашим наблюдением находилось 80 детей в возрасте от 1 месяца до 17 лет, госпитализированных в инфекционное отделение ГКБ № 1 г. Донецка за период с 1999 года по ноябрь 2006 года включительно и переведенных в последующем в хирургическое отделение ОДКБ (Областная детская клиническая больница). По возрасту больные распределились следующим образом: от 1 месяца до 1 года — 33, 1–3 года — 7, 3–7 лет — 7, 7–14 лет — 28, старше 14 лет — 5 больных. Преобладали мальчики — 62 %.
Предварительным диагнозом у 52 больных была острая кишечная инфекция, у 5 — острая дизентерия, у 7 — сальмонеллез, у 8 — иерсиниоз, у 6 — острый энтероколит, 1 больному был поставлен диагноз «пищевая токсикоинфекция» и 1 — «вирусный гепатит».
40 детей старше 3 лет с диагнозом «аппендицит» были переведены в хирургическое отделение ОДКБ, где подавляющее большинство их были успешно прооперированы. Одному из детей был поставлен диагноз «дивертикула Меккеля», который не подтвердился. Остальные 40 детей в возрасте до 3 лет были переведены в хирургическое отделение ОДКБ с диагнозом «инвагинация». Подавляющее большинство детей были проконсультированы хирургом в инфекционной клинике и переведены в течение первых суток пребывания в больнице в профильное отделение, где в последующем инвагинация ликвидировалась консервативно или хирургическим путем. Никто из больных не умер.
Ведущими симптомами у 40 детей с инвагинацией при поступлении в инфекционный стационар были: тошнота, рвота — 18, приступообразные боли в животе — 38, беспокойство — 40, повышение температуры — 16, жидкий стул (как правило, 1–2 раза в начале заболевания) — 32.
Анализ историй болезни и собственные наблюдения представлены в табл. 1, отражающей дифференциальную диагностику инвагинации с наиболее часто встречающимися острыми кишечными инфекциями.
Американский врач Ричард Ригельман [5] считает, что большинство профессиональных ошибок совершается врачами не по незнанию, а из-за неумения применить знания, т.е. по недомыслию. Давая советы практикующим, он приводит врачебную мудрость: «Когда слышен топот копыт, это скорее лошадь, чем зебра». Однако поиск «зебры» стоит предусмотреть, когда речь идет о редком заболевании, необычной симптоматике, симптомах-«миражах».
Безусловно, надо стремиться предотвратить профессиональную ошибку в работе врача. Студентов и молодых врачей следует научить методологии диагностики и дифференциальной диагностики, рациональному использованию необходимого комплекса диагностических процедур и лечения. В этом смысле положительную роль должны сыграть получившие распространение протоколы, стандарты диагностики и лечения.
Мы попытались выявить провоцирующие факторы, способствующие развитию инвагинации. Прежде всего следует отметить, что обязательное бактериологическое исследование кала на кишечную группу микробов у больных с подозрением на кишечную инфекцию позволило выявить у 6 детей S.typhimurium, у 5 — St.aureus 105 и выше, у 3 — Enterobacter aerogenes 106, у 3 — Klebsiella pneumoniae 106. У остальных больных исследование кала не выявило наличия каких-либо микробов. Это были дети первого года жизни. Полученные результаты позволяют согласиться с мнением большинства коллег, подчеркивающих роль кишечных инфекций в развитии инвагинации у детей первого года жизни. Особое место в этом отношении занимает дизентерия, при которой рано поражаются ауэрбаховское и мейснеровское нервные сплетения, поэтому нарушение их функции может вызывать некоординированные движения отдельных участков кишечной трубки. В наших наблюдениях Shigella flexneri была обнаружена лишь у одного ребенка в возрасте полутора лет.
У основной же массы детей были выявлены грубые нарушения режима питания — быстрое, неправильное или не соответствующее возрасту введение прикорма. Несмотря на мнение R. Gross [6], считающего, что причина инвагинации бывает ясной только в 5–10 % случаев, а в остальных случаях остается неизвестной, совершенно очевидно, что все факторы, ведущие к некоординированной перистальтике кишечника, являются провоцирующими в возникновении инвагинации кишечника. У грудных детей с еще не законченным развитием центральной нервной системы нервно-рефлекторная регуляция несовершенна и легко нарушается. Поэтому даже незначительные отклонения от нормы в отношении количества и качества пищи, изменения питания могут вызывать нарушения перистальтики, и часто возникновение инвагинации совпадает с указанными моментами. Этот факт приобретает особое значение в наше время, когда низкий интеллектуальный и общекультурный уровень некоторых родителей на фоне назойливой рекламы провоцирует их к необдуманным поступкам: детей первых лет жизни кормят копченой колбасой, жареным мясом со специями, супом на утином бульоне, кукурузными палочками, хот-догами, сметаной и даже поят пивом для улучшения аппетита и прибавки веса.
Исследование общего клинического анализа крови 28 пациентов позволило выявить лейкоцитоз у 18 больных, нейтрофиллез со сдвигом влево — у 20 детей. Информативность этих показателей сомнительна, особенно в случае развития инвагинации на фоне острой кишечной инфекции.
Анализ собственных наблюдений и литературных данных позволил сделать вывод, что, несмотря на значительное усовершенствование методов диагностики, инвагинация остается серьезной проблемой в педиатрии, в частности в детской инфектологии, и требует от врача максимального внимания, наблюдательности и грамотного анализа всех клинико-лабораторных показателей для своевременной диагностики и оказания квалифицированной медицинской помощи детям в случае ее развития.