Газета «Новости медицины и фармации» 21-22(230-231) 2007

Продолжение. Начало в № 17(224), 2007

Историки не вполне справедливо приписывают Харькову минимальный вклад в стартовый этап развития рентгеновских технологий в медицине. Так, согласно работе [1], лишь спустя 2 года после первого всплеска интереса к Х-лучам здесь появился аппарат заводского производства, еще два — в начале XX в., а первая публикация, заслужившая упоминания, — в 1902 г.:

«В 1898 г. для Харьковского университета был приобретен аппарат Рентгена. Его использовали для диагностики и лечения, а также в научных целях проф. М.М. Ломиковский, проф. И.Ф. Зеленев, проф. И.Н. Оболенский. Еще один рентгеновский кабинет был организован в 1901 г. в клинике проф. Л.В. Орлова, а также в Николаевской больнице, в которой рентгенологом работал С.П. Григорьев. Он и является основателем рентгенологии на Харьковщине.

Результаты использования Х-лучей в диагностике были освещены в ряде публикаций, в частности, для распознавания заболеваний костей (А.В. Тихонович, 1902)».

Традиционная версия хода событий в нашем городе удивляет как низкой скоростью прогресса (к примеру, в Петербурге рентгенология развивалась значительно быстрее), так и выпадением из общей логики. Дело в том что везде мотивированными пользователями Х-лучей поначалу были хирурги, отыскивающие в теле пули, иные инородные тела, переломы, вывихи и др. повреждения. Это по их заказам уже за 1896 г. возможности рентгеноскопии и рентгенографии были резко расширены, а электротехнические фирмы Запада начали промышленное производство стационарных и мобильных аппаратов, намного превосходивших первые, «самодельные» установки физиков. Но в Харькове, если верить [1], все было не так: из профессоров-пионеров Ломиковский и Оболенский — терапевты, Зеленев — дерматовенеролог, и лишь запоздавший Орлов — хирург.

Правда, книга [2] отчасти восстановила реноме наших хирургов: «Нельзя не упомянуть про первое описание рентгеновской картины инородного тела в сердце 16-летней девочки, раненой выстрелом из револьвера (А.Г. Подрез, 1898)». Профессор Подрез, выполняя упомянутую в [2] работу, возглавлял кафедру хирургической госпитальной клиники Харьковского университета, но, как мы убедимся ниже, ему пришлось водить свою больную в клинику Оболенского. Почему?

Попробуем восстановить подлинный ход событий по первоисточникам. И начнем с того, что университетские хирурги обзавелись рентгеновским аппаратом значительно раньше, чем утверждают авторы [1]. Официальный «Отчет о состоянии и деятельности медицинского факультета за 1896 г.» сообщал:

«В истекшем году директор хирургической факультетской клиники, заслуженный ординарный профессор В.Ф. Грубе во время своей заграничной поездки сделал заказы различных инструментов, приборов и аппаратов. Приобретенные в истекшем году аппарат Румкорфа и все необходимые принадлежности для получения лучей Рентгена дадут возможность в ближайшем времени воспользоваться этим гениальным открытием для хирургических целей».

Клиника ветерана русской хирургии (род. в 1827 г.) Вильгельма Федоровича Грубе как раз во время ажиотажа вокруг открытия Рентгена переезжала в новый корпус. Здесь было электрическое освещение, центральное паровое отопление; для клиники и ее лабораторий — бактериологической, химической, патогистологической — закупалось за рубежом самое современное оборудование. В том числе, конечно же, и рентгеновское [3]:

«В январе 1896 г. хирургическая факультетская клиника была переведена в новое здание на обширной площади в конце Сумской улицы, где сгруппированы все новые университетские клиники. Оно представляет собой обширный двухэтажный корпус, обращенный главным фасадом на юго-восток.

Через первую дверь по коридору направо мы входим в большое помещение инструментального кабинета, хорошо снабженного всеми хирургическими принадлежностями; в прошлом году он обогатился многочисленными аппаратами и новыми инструментами, введенными в практическую хирургию быстро совершенствующейся техникой последнего времени. Рядом расположена комната для фотографирования и радиоскопии по способу Рентгена. Ставни, обтянутые клеенкой, позволяют закрыть наглухо окно и сделать эту комнату вполне темной».

Вскоре после его оборудования шеф клиники тяжело заболел и фактически отошел от дел. А 28 апреля 1898 г. старый профессор скончался, и его богатое наследство надолго стало предметом интриг [4]:

«После смерти В.Ф. Грубе попечитель учебного округа Хрущов поручил временное заведывание хирургической факультетской клиникой А.Г. Подрезу. Однако декан медицинского факультета и некоторые члены факультета считали, что для Подреза будет обременительно вести две хирургические клиники и находили более удобным поручить факультетскую клинику теоретику Орлову».

Согласно официальной истории медицинского факультета [5], в мае 1898 г. по инициативе декана Н.К. Кульчицкого большинством голосов клиника (а с ней и рентгеновский кабинет) была временно передана Л.В. Орлову, до того профессору по кафедре хирургической патологии с десмургией и учением о вывихах и переломах. Осенью был объявлен конкурс; при голосовании в мае 1899 г. факультетские профессора еще раз поддержали Орлова (+15, –8) отвергнув претензии Подреза (+11, –12). Со своей стороны, Орлова забаллотировал Совет университета, но министр народного просвещения, проигнорировав мнение немедиков, утвердил в августе 1899 г. решение факультета. В ответ в октябре большинство ассистентов и ординаторов факультетской хирургической клиники демонстративно вышли в отставку...

Понятно, что эта борьба оставляла соперникам мало времени на Х-лучи, забирая нервы и силы. Сотрудники Подреза начали замечать, что «нравственные уколы и душевные тревоги подтачивают его здоровье»; затем «на почве сильной неврастении явились бессонница, головокружение, частые обмороки, потеря аппетита и постепенное исхудание» [4]. 9 ноября 1900 г. 48-летний профессор на конной прогулке выпал из седла, ударился головой о булыжники Сумского шоссе и в тот же день умер.

Оценивая вклад Аполлинария Григорьевича Подреза в рентгенологию, обратимся к его статье [6] (заметим кстати, что некоторые авторы, не удосужившись заглянуть в нее, приписывают профессору то, чего он не совершал — «впервые в мире удалил инородное тело из стенки сердца, обнаруженное при помощи Х-лучей»):

«15 декабря 1897 г. крестьянская девушка Меланья Сы-ва, 16 лет, ранила (нечаянно) себя в грудь выстрелом из револьвера 32-го калибра. Через 2 часа после ранения больная была доставлена в госпитальную хирургическую клинику в тяжелом состоянии. Операцию проводили 19 декабря под эфирным наркозом в присутствии ординаторов клиники, нескольких студентов 5-го курса и проф. Репрева».

Вскрыв грудную клетку, Подрез брал работающее сердце в руки, ощупывал, даже колол иглой и зондировал рану, но пулю так и не нашел [6]:

«Интересная особенность данного случая заключается в малой реакции со стороны сердца на все довольно грубые приемы, которые мне приходилось производить ради отыскания инородного тела. Спустя полтора месяца путем пластической операции была закрыта недостача в грудной стенке. Больная выписана из клиники 27 марта 1898 г.

Для разрешения столь загадочного случая и особенно для выяснения места пули 30 марта через больную были пропущены рентгеновские лучи в терапевтической факультетской клинике проф. Оболенского. Положение пули на флуороскопе видно довольно ясно. Иногда удавалось видеть передвижения инородного тела соответственно ритмическим сокращениям сердца.

В настоящее время больная в деревне, пользуется хорошим здоровьем и находится под надзором врача».

В [6] имеются зарисовки сердца с экрана, но местоположение пули — в мышцах желудочка или же в его полости — так и осталось для Подреза загадкой. А вот в чем профессор не сомневался, так это в перспективах немолодого ординатора факультетской хирургической клиники, занимавшегося «рентгенизацией колена при различных фазах сгибания» [4]:

«В начале апреля 1899 г. в медицинский факультет поступила диссертация лекаря Тринклера под заглавием «К хирургии поперечных переломов надколенника» для соискания степени доктора медицины. Рецензентами этой диссертации были назначены факультетом профессора Подрез и Орлов. Проф. А.Г. Подрез 26 апреля представил следующую рецензию:

«При объяснении другого сорта переломов («прямых») автор пользуется не только литературными данными, статистикою, анатомическими исследованиями Мейера, Лангерганса, Вольфа, Баха, опытами, произведенными на трупах Хоффа и Шапю, но и прилагает собственные проверочные исследования о положении надколенника в моменты переломов при помощи Х-лучей.

Автору, таким образом, принадлежит заслуга первого применения лучей Рентгена для изучения механики движений в суставе и положения надколенника в моменты, соответствующие его излому».

Действительно, в диссертации [7] наличествуют три рентгеновских снимка коленного сустава при его постепенном сгибании, которыми автор иллюстрировал свою гипотезу о механизме перелома надколенника. Но в тексте, вопреки всем канонам научной этики, нет ни благодарностей, ни даже указаний, где и под чьим руководством выполнена работа. Не сказано даже, на чьей кафедре и на каком аппарате сделаны рентгенограммы. Невероятно!

Николай Петрович Тринклер начал работать ординатором в клинике В.Ф. Грубе еще в 1885 г. и вроде бы слыл его любимым учеником. De facto же Вильгельм Федорович, якобы «стремясь к тому, чтобы его ученик как можно полнее раскрыл свое дарование», то и дело «значительно расширял требования к будущему профессору», отчего «сроки окончания диссертационной работы приходилось отодвигать» [8]. Как следствие, Тринклер защитился лишь спустя год после смерти требовательного учителя — 31 мая 1899 г. (а вовсе не 1889 г., как указано в [8]). Поскольку защита совпала по времени с разгаром схватки за клинику, то скромный лекарь не стал играть судьбой своего столь выстраданного детища, указывая в диссертации кого-либо из участников интриги. А после защиты новоиспеченный доктор медицины не стал, подобно коллегам по клинике, «бить горшки» с новым шефом и был вознагражден за благоразумие: в 1900 г. его утвердили в звании приват-доцента по кафедре Орлова. Там же, скорее всего, и были сделаны им в 1897–1898 гг. «диссертационные» рентгенограммы.

Рискнем предположить, что поступки Н.П. Тринклера стали дополнительными «нравственными уколами, подточившими здоровье» его старшего товарища, с которым Николая Петровича связывали многолетние неформальные отношения — если верить автору [8], этот богатый харьковский домовладелец и хозяин несколько частных лечебниц подарил (!) Тринклеру одну из них:

«У Н.П. Тринклера возникла потребность в создании частной больницы, где можно было бы широко развернуть клиническую хирургию. Решить эту проблему ему было нелегко, т.к. он не имел достаточных средств. Помог в этом проф. Подрез, который имел небольшую лечебницу в доме на ул. Чернышевской, 11, где со студенческих времен проживал Н.П. Тринклер. Их связывала давняя личная дружба и, уезжая из Харькова, проф. А.Г. Подрез безвозмездно передал свою лечебницу на 75 коек Н.П. Тринклеру».

Даже в контексте очевидных нелепиц этого текста (как мы знаем, «переехал» Подрез на городское кладбище, а больницу на 75 коек и сегодня язык не повернется назвать «небольшой») можно согласиться: поведение Тринклера в глазах Подреза, давшего старому другу столь благожелательный отзыв, выглядело как измена. Воистину история — не только даты и степени, но также характеры и поступки...

Впрочем, вклад в рентгенологию Н.П. Тринклера этим и ограничился, а потому и забыт. Николай Петрович стал со временем знаменитым; о нем писали книги, его именем в Харькове названа улица. Куда меньше повезло в истории его шефу, старшему всего на 4 года (Л.В. Орлов родился в 1855 г.). Тамбовский уроженец, Леонид Владимирович был в нашем городе «чужаком» — питомец Московского университета (1878), он стал доктором медицины в столичной Военно-медицинской академии (1884), где проработал ассистентом и приват-доцентом 10 лет. Но именно Орлова следует считать (в отношении использования Х-лучей) не только руководителем Н.П. Тринклера, но и учителем упомянутых в начале статьи С.П. Григорьева с А.В. Тихоновичем, речь о которых еще будет вестись.