Газета «Новости медицины и фармации» №8 (726), 2020

Продолжение. Начало в № 11(544), 2015

Письмо 47.

Предварительные итоги

Соло, наша жизнь — это соло.

Бесконечное соло,
и не сыграть его нам без фальши.

Карен Кавалерян

Очень хотелось бы, чтобы нижеизложенное было предварительными, а не окончательными итогами. Помните, у М. Булгакова: «Человек смертен. Причем иногда внезапно смертен»? Конечно, если придерживаться логики Воланда, то все–гда и всем нужно быть готовыми подвести итоги. Но человек — оптимист, –поэтому чаще всего он игнорирует подобные мысли и в результате итоги подвести не успевает. Сегодня, –когда меня держит на крючке тяжелейшее заболевание, когда вокруг абсолютно смертельный для таких, как я, вирус, нужно, пока успе–ваешь, поделиться некоторыми мыслями.

Спрошу себя о том, о чем спрашивает в старости большинство людей: смог ли я сделать, что хотел, реализовал ли свой потенциал? По-видимому, не совсем. И причиной не была лень или неудачи. С детства я трудился: пилил дрова, таскал уголь к печке, копал огород, сажал и выкапывал картошку, бегал по магазинам, даже подчас подкармливал свинью, живущую в нашем сарае. Родители до ночи были на работе, брат мал, бабушка стара. То есть лень — это не обо мне. Если говорить о периоде жизни в Союзе, то положительным было общее человеколюбие, взаимопомощь, отсутствие очень богатых и уважение к медицинской профессии. Еще в школе я мечтал стать врачом и стал им. Начинал сельским врачом, и все медики участковой больницы старались мне помочь, пока я осваивался в профессии. Санаторное учре–ждение, где была основная моя работа, давало возможность реализовывать мои устремления в отношении науки, то есть здесь было много времени, пациентов с малыми формами туберкулеза, которых можно было изучать, и пр. Наверное, я многое делал правильно, поскольку был замечен и не по своей воле оказался в облздравотделе, где провел совсем неплохих 4 года. Именно тут я понял, как функционирует здравоохранение, старался относиться к людям по совести, внедрять новое и попал в резерв министра на выдвижение, меня узнали руководство и многие сотрудники мединститута, что со временем помогло мне уйти туда, а не карабкаться по карьерной лестнице медицинского чиновника, что мне настоятельно предлагали. То есть, как видно сейчас, я выбрал свою верную ноту: не административную работу, хотя с ней бы был богаче, а науку и преподавание. Уже попав на кафедру, я тыкался в поисках темы докторской (кандидатскую я защитил еще будучи в облздравотделе, по моим санаторным материалам) и благодаря наставничеству проф. Е.Ф. Чернушенко постепенно стал дрейфовать от фтизиатрии к аллергологии. Да, стать профессором было для меня очень важно, но не менее важно было не растерять в себе человеческие качества, поднявшись на более высокую ступень в жизни. Этому я учился у своих учителей, авторитетных коллег, которых, к счастью, вокруг меня было немало. Не могу не сказать, что в те времена среди ученых и врачей было в сравнении с нынешним временем мало мздоимцев, карьеристов, лжецов и было немало ученых, врачей, живущих именно идеями, целями своей профессии, и главным для них было сделать что-то важное или совершенствоваться в практической медицине.

Мой главный учитель, профессор Б.А. Березовский, был очень порядочным, умным, корректным человеком, хотя советскую власть недолюбливал и, как большинство тогдашних евреев, боялся. В свое время, когда они с женой, оба — кандидаты наук, приехали в Винницу, им сказали, что обоим в мединституте работать нельзя (хотя работала не одна пара неевреев). Вера Абрамовна стала работать хирургом-орто–педом в госпитале инвалидов войны, и работала очень хорошо. Березовский, избегавший алкоголя и табака, сидевший на строгой диете, внезапно умер в 70 лет, а она жива и сегодня — живет в Израиле, ей 97 лет, имеет светлую голову, хотя и не может самостоятельно передвигаться. Такого клинициста, умело использовавшего все органы чувств (осмотр, пальпация, перкуссия, аускультация, обоняние), как проф. Березовский, я никогда больше не видел. И лектором, да и докладчиком он был редким, его выступлениями заслушивались. Я как лектор, преподаватель слабее него, но как организатор и ученый, по-видимому, –сильнее.

Е.Ф. Чернушенко, член-корр. –НАМНУ, была умной и красивой женщиной. Ко мне — всегда внимательной, давала разумные советы, могла всегда и во всем поддержать. Бессчетное число раз я к ней приезжал, звонил, сотрудничал, и она стала для меня близким человеком. Ее муж, А.С. Мамолат, занимавший 42 года должность директора Института туберкулеза, был человеком редкой порядочности, скромности, прекрасным организатором противо–туберкулезной службы. У него в запасе всегда была шутка, которую он высказывал как бы между прочим. Пользовался огромным уважением у окружающих и начальства, начиная с Н.С. Хрущева. По сути, с его уходом эта важнейшая служба стала деградировать и сегодня вообще дезорганизована. Почему-то ко мне он относился очень тепло, всегда выделял меня и находил время для бесед, хотя дистанция между нами была огромной. На его юбилее с большим теплом выступал академик Н. Амосов, который, кстати, в свое время был спасен Мамолатом в связи с серией неудачных операций.

Академик А.Д. Адо, на мой взгляд, был сильнейшим ученым-аллергологом того времени. Его монографии ценны и сего–дня. Он был у меня дома. Не могу его по чисто человеческим качествам сравнить с вышеуказанными профессорами, но ученым он был великим. Сегодня какое-то сумасшествие вокруг лекций австрий–ского профессора Р. Валенты, но ни о чем новом по сравнению с Адо он и через 50 лет после смерти последнего, кроме мажорных и минорных аллергенов, по сути, не сказал. В 1969 г. Адо «пробил» приказ № 530 МЗ СССР «О мерах по улучшению медицинской помощи больным с аллергическими заболеваниями», который положил начало развитию практической аллерго–логии в стране. Лишь в 1974 г. стараниями Чернушенко был издан соответствующий приказ в Украине.

Слава богу, еще жив академик А.Г. Чучалин, бывший главный пульмонолог кремлевской больницы. На редкость –умный, авторитетный, но скромный человек. Я, например, был свидетелем того, как он в отеле возле Лондона помог найти портье, который украл деньги у нашей соотечественницы, что мы наблюдали как чудо. Считаю его мировым лидером в области пульмонологии. Мне приятно, что мы были достаточно хорошо знакомы, даже выпивали вместе, но мне далеко до него.

Я был хорошо знаком, принимал дома и прочих многих известных в Союзе аллер–гологов, фтизиатров из Киева, Москвы, –Алма-Аты, Тбилиси (академик А.Г. Хоменко, проф. В.С. Мошкевич, Г.В. Гургенидзе, М.М. Хакбердыев, А. Поляк, Б.Н. Райкис, В.А. Фрадкин, А.И. Остроумов, В.Б. Гервазиева, В.М. Бержец, И.С. Гущин, И.И. Балаболкин, А.В. Богова, В. Маят, И.Е. Кочнова (подарила мне брелок «Пухликам и Пухличкам»), А.А. Польнер, Р.Х. Бурнашева, Г.Б. Федосеев, Л.А. Горячкина, Д.И. Заболотный и др.) и, естественно, готов о них рассказать, тем более, что почти все они были незабываемыми личностями и неоднозначными людьми. Но этого, к сожалению, нельзя сделать в рамках статьи. Кстати, профессор Л. Горячкина — весьма посредственный ученый, но лучший практический аллерголог из виденных мною. Так вот, именно эти люди, такое окружение были примером, направляли меня, заставляли держать планку, и во многом благодаря им я стал именно тем, кем являюсь. Постепенно я становился серьезным ученым, то есть после работы в «оркестре» начал работать соло. Огромным моим достижением было изучение на материале 65 тыс. населения близкой к истинной распространенности аллергических заболеваний (АЗ). Я получил цифру 6,03 %, тогда как официальная статистика колебалась около 1 %. Распространенность АЗ была значительно недооценена, поэтому с тех пор служба страдает от дефицита кадров, кабинетов, аллер–генов и пр. Если бы ко мне прислушались, то в 6 раз нужно было бы увеличить число аллергологов, аллерго–логических кабинетов и мн. др. По моим подсчетам, аллергологам нужно 7 лет, чтобы осмотреть «своих» больных. А коль этого нет, то и мыкаются больные АЗ по разным врачам, часто безуспешно. Но никто не слушал ученых раньше, не слушает их и сейчас. Однако это исследование оценили коллеги, и оно позволило мне стать вровень с ведущими учеными Союза, я приглашался на все форумы, ко мне прислушивались и стали уважать. Пригласили в состав экспедиций АМН СССР под руководством А. Адо, и я объездил ряд республик СССР, побродил по тайге, искупался в холодном красавце Байкале, теплом Иссык-Куле, быстрых Ангаре, Енисее. Вот сейчас, когда на борьбу с коронавирусом брошено все здравоохранение разных стран, все же пока нет четких цифр его распространения. Как тогда оценить нашу с к.м.н. Б. Гохштейном и несколькими помощниками работу, когда мы на материале около 65 тыс. человек установили распространенность АЗ? Интересно, что зарубежные коллеги тогда оценили наш труд в 2 млн долларов, а ведь кроме зарплаты мы ничем не располагали. Сразу же предвижу обвинения в нескромности. Да, многое я делал с коллективом, который создавал и всегда поддерживал. Но, скажем, такие вещи, как статьи, монографии, презентации, — это всегда сугубо твое. Если взять изучение распространенности АЗ, то я бы структурировал наш вклад в него следующим образом: Пухлик — 65 %, Гохштейн — 30 %, остальные — 5 %. Позже с интервалом в 10 лет были проведены еще 2 исследования, в общей сложности охватившие (вместе с первым) около 110 тысяч жителей Винницкой области. Вот в них на равных участвовали О. Бондарчук, И. Корицкая, Д. Гацкая, И. Екимова, хотя за их спиной стоял я.

Развалился Союз, и я стал работать над созданием препаратов аллергенов Украины, ибо без этого аллергологическая служба существовать не могла. Благо, после аварии на ЧАЭС мне под эту проблему удалось собрать очень дееспособную команду, часть которой и сейчас работает в области производства аллергенов. Сказать, что создать фармакологический или иммунобиологический препарат непросто, значит ничего не сказать. Особенно если у вас нет доступа к соответствующей литературе (это всегда секрет), средств, помещения и пр. Но я привык быть «всадником без головы», понимал, в какой стране живу, и делал что мог. Тем более, что приехавший к нам профессор Р., стоявший у истоков создания аллергенов в России, убедил нас, что все получится, передал некоторые образцы документации, и это нас очень воодушевило. Был период, когда я катался в Москву за сырьем одного из важных видов аллергенов. Позже оказалось, что оно низкого качества, и мы переключились на зарубежное. Интересно, что руководитель тамошнего производства, никогда не видевший меня, просто поверил мне на слово и первоначально передал мне большие объемы сырья. Естественно, рассчитались и до сих пор сотрудничаем и дружим. В конечном итоге (опускаю здесь годы тяжкой работы, непризнания, попыток отобрать предприятие) мы создали более 200 наименований препаратов аллергенов (не уверен, что даже сегодня Украина располагает таким количеством собственных фармакопрепаратов), что стало одной из наибольших номенклатур в Европе, а главное, позволило работать аллер–гологам Украины. Причем аллергены были и остаются высококачественными, наиболее дешевыми в мире, мы никогда не имели рекламаций. Аллерго–логи могли их приобретать по налу, безналу, в кредит, в долг и т.п. Важно, чтобы работали. Потихоньку их приобретали в России, Казахстане, Азербайджане, Индии, Европе. Я стал популярным в среде аллергологов, что позволило в 1976 году создать Ассоциацию аллерго–логов Украины, возглавить ее на долгие годы, то есть создать жизнеспособную службу. Попутно дважды я попадал на должность главного аллерголога МЗ (вопреки своему желанию), что также служило общему делу, хотя отнимало у меня время и средства. Как-то я захотел расширить рынок продаж за счет России (им нравились наши наборы для скрининга, драже с микст-аллергенами для СИТ) и обратился в Государственный научно-исследовательский институт стандартизации и контроля медицинских биологических препаратов, которым заведовал мой давний друг, профессор М. Но он сказал: «Боря, я у тебя взяток не возьму, но регистрация твоих изделий в России будет стоить около 200 тыс. долларов». На этом мы и завершили. Очень большие проблемы представляла и представляет недобросовестная конкуренция. Как только зарубежный производитель аллергенов лишь намеревался зайти в Украину, хор проплаченных отечественных «ученых» начинал рассказывать и писать о несостоятельности украинских аллергенов и превозносить чужие, Минздрав (небесплатно) выстилал ему льготную дорогу, чего никогда не делал для нас. Мы всегда хотели одного: провести сравнительные испытания ввозимых препаратов и наших собственных, чтобы доказать преимущество –отечественных аллергенов. Но никогда импортеры на это не шли, продавали не очень специфичные аллергены по ценам в 5–10 раз выше наших. Как я уже указывал, замысел производства собственных аллергенов в Украине — мой, как и стратегия, их продвижение, защита производства, а конкретные работы проводили собранные мною люди, мои друзья. Они и сегодня успешно работают без моих советов.

А теперь оглянитесь вокруг, посмотрите на засилье всего импортного в Украине и поймите, что ничего этого не было бы, если бы не конформизм и алчность власть предержащих и продажность всех, кто имел влияние в нашей стране. Да, они на этом заработали, но страну развалили. Сейчас еще решается вопрос о, скажем, привлечении Р. Богатыревой к суду за коррупцию и воровство (нам она также досаждала). Но, боже мой, а как же большая часть министров здравоохранения, которые были ничем не лучше? А наше руководство, начиная от президента и заканчивая главой сельсовета? Ведь большинство из них прямо или косвенно грабили страну, и никто за это не ответил. Я ожидал от Зеленского, что он спросит с хозяев огромных поместий, миллионов в офшорах и заставит вернуть награбленное в нищую страну. Но увы. Да, сам он честен, но этого мало для такой разворованной страны, как Украина.

Сейчас идет бум молекулярной аллергологии, вовсю зарабатывает на наивных клиентах аппаратура «Аlех», хотя практический выход информация о молекулярном составе причинных аллергенов имеет небольшой. Поскольку я был единственным ученым на предприятии «Иммунолог», уже имел серьезный авторитет среди ученых страны и врачей, то я соло отбивался от подобных непростых проблем. Не скрою, продав предприятие и его уникальные технологии (в том числе и такие, которых в мире нет), я бы стал небедным человеком. Но я первые 8 лет вообще не зарабатывал ни копейки на предприятии. А позже стал малооплачиваемым сотрудником, стыдно было тянуть к себе, если ты уже имел профессорскую зарплату. Конечно, хотелось расширить базу предприятия, улучшить его технологическую оснастку, но спонсоров наше дело не нашло. Тем не менее нам удалось приобрести большое помещение, где мы могли сделать неплохую реконструкцию и модернизацию. Но, увы, дальше потребовались новые вложения, на что средств у нас не было. Теперь, правда, в какой-то мере это помещение, которое мы сдали в аренду, помогает мне выжить за рубежом, что тоже неплохо. Если бы не это, я бы не смог здесь лечиться, ибо Израиль — страна недешевая. Так что вот это — прямая выгода моих трудов в области бизнеса. Не кажется ли вам, что кто-то ведет нас по жизни, кто-то предвидит твои удачи и злоключения и помогает? «Ошибся, но играй», — поется в песне «Соло», и со мной нередко именно так и было.

Я знаю, что многие мои коллеги — профессора, заведующие кафедрами — недолюбливали меня. Не скроешь, что у тебя есть бизнес, что о тебе иногда говорят в СМИ, что «плодятся» ученики, что выходят статьи и монографии, что научная и клиническая работа на кафедре в порядке, что дали Госпремию. Мало кто может пережить чужой успех. С другой стороны, я знавал многих коллег, которые шли на работу к 10–11 часам, уходили в 13–14 и получали ту же зарплату, что и я, хотя у них не было ни учеников, ни монографий, ни серьезной общественной деятельности. Я же выходил из дому в 8 утра и приходил не ранее 6–7 часов вечера, поскольку помимо кафедры работал на предприятии и в клинике, которая у меня появилась позже. Выходные были посвящены статьям, монографиям и ученикам. Да, добро подчас наказуемо. За исключением проф. С. Зайкова, который превращается в очень маститого ученого, да изредка нескольких других, со мной почти не общаются мои ученики, за которых я писал статьи и диссертации, просил коллег-оппонентов и мн. др. Ни с кого я не взял ни копейки, чего сейчас не бывает. Конечно, неприятно, что твои «дети» относятся к тебе как к покойнику, хотя ты еще жив.

Но бывают и иные ученики, которые, к твоему удовольствию, ведут свое соло. Покупка нами у «умершего» завода 2-этажного ненового здания имела цель перевести сюда производство — на 2-й этаж, а на 1-м расположить клинику, где бы апробировались аллергены. Но 2-й этаж пришлось сдать в аренду, а 1-й, полуразрушенный, превратили в –аллерго-иммунологический центр, где оказывается помощь профильным больным и действительно проводятся некоторые работы для «Иммунолога». Можно очень долго писать о том, как непросто было довести до ума это помещение, нафаршировать его нужной аппаратурой, лабораторными средствами, собрать коллектив лучших аллергологов и иммунологов города, вдохнуть жизнь во все это. Но нужно честно сказать, что тут главную ношу на свои плечи взвалила О.Л. Бобело, с которой я долгие годы сотрудничал как с заведующей иммунологической лабораторией, а позже привлек ее к реанимации указанного помещения. Теперь этот центр, с учетом его профиля, по-видимому, один из лучших в стране. Я живу за рубежом, но ежедневно по скайпу мы с Ольгой продолжаем сотрудничать в деле развития нашего центра. Жизнь распорядилась так, что мое предприятие «Иммунолог» все свободные средства вложило в этот центр, а я занимался его стратегией и подготовкой Ольги как будущего директора. Тут мы с ней сработали, как маленький оркестр, но теперь она уже сама ведет соло с этим центром. Конечно, коронавирус и карантин нанесли тяжелый удар по центру: в Виннице и области не ходил транспорт или им пользовались только ограниченные категории, люди обеднели и мн. др. Но он жив, и, надеемся, понемногу вернется к своим прежним показателям. Не стоит забывать, что центр постоянно служил местом повышения квалификации по аллергологии/иммунологии для семейных врачей, лекарственной аллергии для стоматологов и пр. Ежегодно здесь проводились республиканские конференции нашей ассоциации. Всем сейчас тяжело, и мы с пониманием относимся к трудностям, часть которых, однако, можно было и не допустить.

Трудно писать о себе, ибо только со стороны можно увидеть в человеке главное и важное. Я написал о работе, научных достижениях, бизнесе, но не исключаю, что это может оказаться не главным. Но и не хочется приближать конец, когда о тебе станут говорить другие. Пока все вышеизложенное — мое видение главных событий в прожитой жизни. «Скоро время — зверь невидимый насытится…»

Продолжение следует